Начало: общественница – об отсутствии слез, работе без «спасибо» и первом предательстве

«КомиОнлайн» продолжает цикл интервью с представителями различных профессий, в которых мы спрашиваем героев обо всем первом, что с ними случилось на работе. Руководитель общественной организации «Особое детство» и создатель реабилитационного центра для детей с инвалидностью «Синяя птица» Юлия Посевкина рассказала, в чем состоит ее работа, почему она не хочет быть чиновницей и отчего так не любит затянутые дела.

Как вы впервые оказались в роли волонтера? Что побудило вас заняться общественной работой?

Я никогда не выносила монотонную, стандартизированную деятельность. Работала преподавателем в институте, потом – корреспондентом на местном телевидении. Мне нравились обе работы за творчество и разнообразие. Но все время было ощущение, что я могу больше, чем преподавать или рассказывать новости. Мне хотелось эти новости создавать. Хотелось приносить максимально возможную пользу. И я не была довольна собой, пока не стала защищать права детей с ограниченными возможностями.

Первый волонтерский опыт случился, когда я была в декрете. От нечего делать я объединила наш многоквартирный дом, и мы стали помогать детям из Гавриловского детского дома. Я сама ходила по квартирам собирала деньги, на которые детский дом покупал детям недостающее: куртки, шапки, носки, колготки или, например, фотоальбомы. Я ведь никогда до этого не задумывалась о том, что воспитанникам детских домов нужна не только еда, одежда и игрушки. Им нужен свой маленький мир, который они будут складывать в альбом в виде фотографий.

Побудить человека поучаствовать в одной акции – легко. На акцию, которая закончится веселой тусовкой (это называется корпоративное волонтерство) – тоже несложно. А на регулярный труд, за который не всегда даже спасибо говорят – практически невозможно.

Вот и этот опыт продлился недолго, всего четыре месяца. Потом людям поднадоело сдавать деньги.

В 2008 году, желая поменять мир к лучшему, я пришла в региональную правозащитную комиссию «Мемориал». Но поняв, что направления «Мемориала» – защита прав заключенных, работа с полицией, решение экологических проблем – для меня очень сложны, я создала свою организацию, защищающую права детей «Особое детство». С «Мемориалом» же я дружу все это время. Очень уважаю их и разделяю их взгляды.

Каким был первый проект?

Когда в сентябре 2008 года мы создали организацию «Особое детство», мы сразу взялись за несколько дел. У нас не было времени выполнять проекты последовательно. Но вот первый результат пришел спустя уже два месяца. Сыктывкарская школа №18 согласилась стать базовой экспериментальной площадкой для введения инклюзии [включение детей с инвалидностью в процесс образования в обычной школе]. Правда, реализация началась только через год. В школу пошел первый слепой ребенок, и был открыт первый класс для детей с задержкой развития. Сегодня, спустя семь лет, в этой школе уже несколько незрячих детей (раньше такие дети учились за пределами республики в интернатах), и еще класс для детей с тяжелыми нарушениями речи.

Когда вы впервые ощутили себя полезной?

Сразу после первых результатов. Их у нас, я считаю, не мало. Удалось защитить права более 350 детей. Мы добились открытия первых в городе классов для детей со сложной структурой дефекта (это самые тяжелые инвалиды), класса для детей с задержкой психического развития, таких же групп в детских садах. По нашему настоянию стали брать в садик совершенно слепых детей, детей с эпилепсией, с умственной отсталостью. Нашими совместными усилиями 18-я школа Сыктывкара стала базовой площадкой для обучения слепых детей. В этом году открылись классы для детей с тяжелыми нарушениями речи и детей с задержкой развития. Ранее, до нашего активного вмешательства, все перечисленные категории детей не получали образования в Сыктывкаре. Кроме того, в результате нашей двухлетней борьбы реабилитационному центру «Надежда» предоставили новое здание, раньше он располагался в ветхом, деревянном доме. По нашей жалобе прокуратура обязала реабилитационный центр имени Ивана Морозова обеспечить архитектурную доступность всех своих сооружений. Мы добились значительных изменений в жизни воспитанников Кочпонского интерната [для умственно отсталых детей]: часть детей пошли в школы, были улучшены условия проживания. Это лишь некоторые результаты нашей работы. Наконец, пять лет назад мы открыли свой реабилитационный центр «Синяя птица». Сегодня в нем занимаются более 30 детей, работают 10 специалистов (логопеды, дефектологи, психолог, арт-терапевт).

Как вы искали первого спонсора?

До 2011 года, пока я не открыла наш реабилитационный центр «Синяя птица», деньги нам были особо не нужны. И я не искала спонсоров. Но вот однажды на мою электронную почту пришло письмо от жителя Москвы с предложением профинансировать «какой-нибудь проект, помогающий детям с аутизмом». Сначала я подумала, что это шутка или начало какого-нибудь мошенничества. Но не ответить было бы глупо. И это оказалось реальное предложение. Мы осуществили свою мечту и привезли в Сыктывкар мирового светилу в работе с детьми с аутизмом и провели целые курсы повышения квалификации для более чем 100 специалистов республики.

Когда вам в общественной работе впервые помогло то, что вы красивая женщина?

Не думаю, что внешность сильно влияет на достижение целей. На результат влияет подготовленность, последовательность и настойчивость. Тем более результат не зависит от того, какого ты пола.

Что впервые помешало в вашей работе добиться цели?

Все зависит от направления деятельности общественной организации. Кому-то мешает зависимость судебной системы, когда суд не принимает во внимание даже Конституцию. Для меня – это попытки чиновников затянуть исполнение решения, попытки повернуть закон в нужную для них сторону. А это очень опасно, потому что в случае с детьми с ограниченными возможностями здоровья затягивание приводит часто к тяжелым последствиям.

Помню, я защищала в суде мальчика, больного мукополисахаридозом. Это редкое генетическое заболевание, которое без лечения ведет к потере приобретенных навыков, речи и необратимым изменениям в организме. Лечение дорогое, и республика отказалась его оплачивать. Так вот. Суд длился почти год, потому что ответчики все время затягивали разбирательство. Мы его выиграли, но мальчику за это время стало намного хуже.

Когда вас впервые посетило желание все бросить?

Желание все бросить посещает меня постоянно, по несколько раз в год. Наверное, потому что очень трудно и защищать права детей (а это встречи с чиновниками, письма, жалобы), и руководить реабилитационным центром, и заниматься с детьми в этом центре, и постоянно искать источники существования центра.

Но первый раз я помню очень хорошо. Это было предательство. Первый год работы. Есть у нас комиссия, которая решает, где и каким образом учиться ребенку-инвалиду. В те годы она не допускала до обучения многих детей с тяжелой инвалидностью. Это нарушение закона. Я решила, что если установлю на комиссии общественный контроль, то есть попросту буду присутствовать на ней и защищать интересы детей, она не посмеет их обидеть. И вот договорившись с одной мамой, у которой ребенка не брали в школу, я пошла на комиссию. Председатель меня выгнала (это тоже было незаконно), но я успела сказать, что, если они не дадут направление в школу, я подам на них в суд. И этому ребенку, с тяжелым нарушением интеллекта, почти незрячему, не говорящему ни слова, впервые в истории республики, дали направление в коррекционную школу. Я ликовала. Но спустя некоторое время узнала, что эта мама, видимо, под давлением, написала заявление, в котором утверждала, что она не хотела звать меня на комиссию, что я надавила на нее и что она ничего общего со мной не имеет. Было больно. Первое предательство – самое тяжелое. Потом эта мама вынуждена была снова ко мне обратиться – ее ребенка не брали в школу, несмотря на заключение комиссии. Мне удалось защитить его и в этот раз. И теперь мы с этой мамой в хороших отношениях.

Ваши первые слезы?

Их не было. Знаю, что это выглядит пафосно и совсем не женственно, но я плачу, только когда случается настоящее горе. Я вообще чрезвычайно стрессоустойчива и, несмотря на то что могу сильно переживать, буквально на следующий день беру себя в руки, и ко мне возвращается хорошее настроение.

Что вы почувствовали, когда вас впервые назвали общественником?

Неловкость. Я не люблю ни слово «общественник», ни слово «правозащитник». Первое в постосоветсккое время наполняли негативными ассоциациями, второе – сегодня. Сегодня быть правозащитником в умах многих людей означает быть врагом России.

А становятся общественниками по разным причинам. В основном следуя первому порыву что-то сделать. Порыв быстро заканчивается, но ты уже успел почувствовать на себе одобрение окружения и не в силах признаться, что тебе надоело что-то делать бесплатно. И вот ты время от времени выставляешь себя напоказ на какой-нибудь китчевой акции и получаешь свою порцию славы. Есть и те, что идут в это дело с дальним прицелом на карьерный рост. Но есть совсем немного тех, кто занимаются общественной работой совершенно сознательно, отдавая себе отчет в том, что за нее не то что денег не получишь - простой благодарности не стоит ждать. Таких я уважаю.

Когда вы поняли, что это ваше дело жизни? Почему не пробиваетесь «в чиновники»?

Думаю, у меня нет одного «дела жизни». Я люблю разнообразие. Рано или поздно я обязательно сменю род деятельности. А пока я очень гармонично чувствую себя в этом деле. У меня всегда есть время и на себя, и на свою семью, на друзей, на личную жизнь. Я против самопожертвования и самоотречения. Такое поведение приводит к озлоблению на мир. А не выдвигаюсь я ни на какие должности, во-первых, потому, что больше всего ценю свою свободу, во-вторых, не вижу в этом смысла – ни имея никаких государственных ресурсов, мне всегда удается осуществить задуманное.

Беседовала Елена Кабакова

Фото 7x7-journal.ru